Кризис шести – семи лет
 Скачать 46.48 Kb.
|
| Кризис шести – семи лет «Дочь за последнее время превратилась в ревнивицу. Ни куклы ее не интересуют, ни телевизор, зато бдительно наблюдает за нами с мужем. Стоит только нам рядом сесть, Вера обязательно вотрется в серединку. У свекрови в выходные не остается, таскается за нами и по гостям, и по магазинам, и на рынок. Меня теперь зовет не Мама, а "мамочкина". Слово-то какое, неприятное». «Ребенок забросил все свои прежние увлечения, играть тоже разучился. Разве что на улице с мальчишками побегает или дома у нас с кем-нибудь на игровой приставке поиграет. Не свои машины, пистолеты, конструкторы Витя раскрутил и забросил. Каждый раз, как чищу комнаты пылесосом, нахожу колесики, пружинки, детали какие-то. Спрашиваю сына: надо или нет ? А он отвечает, что все можно выбрасывать». Кризис конца дошкольного возраста и перехода к возрасту школьному, или кризис шести-семи лет, наиболее вариативен по своим проявлениям. Основной его причиной является то, что дети исчерпали развивающие возможности игр. На всем протяжении дошкольного детства игра была не просто любимым занятием мальчиков и девочек, она являлась стимулом к их пассивному поступательному развитию и важнейшим в его осуществлении. Через нее дети осваивали различные социальные роли и отношения, совершенствовали свои умения, оттачивали интеллект, учились управлять своими эмоциями и поведением.  Через игровое взаимодействие с различными предметами они познавали окружающий мир. Но рано или поздно наступает момент, когда воображаемые игровые обстоятельства, предметы-заменители и игрушки, «не всамделяшнии» персонажи и роли уже не могут заполнить разрыв между простейшими утилитарными знаниями и умениями дошкольников. Их потребностью познать мир во всей его полноте и сложности, уяснить скрытое восприятие внутренних причин событий, научиться предвидеть результаты собственных разнообразных воздействий. Дети стремятся стать равными взрослым, которые обладают, по их мнению, уникальными, бесценными качествами всезнания и всемогущества. Ведь именно взрослые знают ответы на все вопросы, именно им все позволено, именно они решают, как будет протекать жизнь окружающих их людей, какие события желательны, а какие нет. В стремлении стать взрослыми дети уже прошли несколько ступеней. Они опробовали такие приемы, как пребывание в одной ситуации со взрослыми («Папа, можно, я вместе с тобой буду?., пойду?..»), подражание их поведению и действиям («Мама, можно, я тоже попробую?..»), принятие на себя роли взрослого в сюжет-но-ролевой игре в семью, в магазин, в больницу и т. п. Однако достигнутый ребятами уровень интеллектуального развития позволяет им ясно осознавать, что эти приемы оказались недостаточными для того, чтобы действительно стать равными мамам и папам. Они пони-мают, что собственного опыта им явно недостаточно. Отсюда берет свое начало тяга детей к теоретическим обобщенным знаниям, которые не ограничиваются опытом одного человека, а накоплены человечеством в целом. Знания эти не явные, они скрыты, зашифрованы, и, чтобы проникнуть в суть различных теоретических знаков и символов, детям требуются помощники. Но кто возьмет на себя эти обязанности, детям пока неизвестно. Ситуация «хочу и не могу» старших дошкольников явно не устраивает. Они выбирают самые разнообразные формы протеста для выражения своего недовольства, ведь чем старше становятся дети, тем обширнее репертуар их действий. Например, ребенок начинает проявлять ревность и подозрительность в отношении родителей и других взрослых членов своей семьи. Девочки и мальчики навязчиво преследуют пап и мам, стараются не оставлять их наедине друг с другом, наивно полагая, что именно в эти моменты взрослые обмениваются какой-то особой информацией, скрытой от детей. Другой распространенной формой протеста является негативизм (отрицание). Он действует в отношении прошлого ребенка. Девчонки и мальчишки с не доверием относятся к тому факту, что когда-то они были малы и беспомощны. Это недоверие, психологическое. Им не верится, что раньше занятия кубиками, куклами, машинками доставляли им явное удовольствие, что этими их каракулями изрисованы страницы книг. Все то, что два-три года ни вызывало восторг и восхищение, ныне вызывает у них лишь скептическое удивление. Былые любимцы пылятся по углам, свалены в кучу в ящиках. И дети по-прежнему с восторгом рассматривают картины, прилавки с игрушками, но привлекает их лишь многообразие товаров, их сравнительная стоимость. Ребенок тянется к новой деятельности, игрушки уже не способны увлечь их по-настоящему. Часто дошкольники доходят до актов непреднамеренного вандализма. Так они пытаются переделать, усовершенствовать то, что имеют. Взрослые же воспринимают их действия как поломку, коверканье хороших вещей. Например, девочка стаскивает с куклы нарядное платье и наряжает ее в обрывки тюлевых занавесок которые для нее символизируют бальный наряд. Попытки изменить кукле прическу приводят к тому, что та лишается половины волос. Мальчики подвергают переделке свои гоночные машины, пытаясь создать из нескольких моделей одну суперконструкцию. Довести начатое дело до конца им удается далеко не всегда. Как результат — груда пластмассового и металлического лома. Все это не вызывает восторга у взрослых и родителей. Они упрекают своих отпрысков в отсутствии бережливости и расточительности. При этом дети выходят за рамки обычного послушания, их не устраивают родительские указания — поиграл и убери, посмотрел и поставь на место. В присутствии взрослых старшие дошкольники часто вообще отказываются заниматься с игрушками, а оставшись в одиночестве, сотворяют с ними бог знает что, оправдываясь тем, что это их вещи и делать они с ними могут все, что захотят. Кризис конца дошкольного детства может начинаться даже в 5—5,5 лет. Тогда он протекает более очевидно и болезненно. Если же время приближено к началу занятий в школе, то он может пройти сглаженно, почти незаметно для окружающих. Средством преодоления негативных проявлений кризиса является создание условий для начала освоения ребенком учебной деятельности, где он может овладеть теоретическими знаниями, прежде всего азбукой, письменностью и счетом. Ведь в период кризиса формируется готовность к школьному обучению. И в этом состоит его положительное значение. Попытки многих родителей приобщить своих детей к научно-теоретическому знанию (как можно раньше научить читать, составлять слоги и слова, писать, выполнять арифметические действия, благо соответствующих книг, пособий, игрушек сейчас хоть пруд пруди) заканчиваются неудачей именно потому, что по срокам не совпадают с кризисом конца дошкольного детства. Ребята охотно играют кубиками и буквами и цифрами, с огромным любопытством рассматривают красочно оформленные азбуки для самых маленьких. Но очень скоро они охладевают к этим занятиям, поскольку еще не миновали период игр-драматизаций. Их воображение пока господствует над разумом. Попытки же взрослых закрепить, отработать, казалось бы, сформированные умения ведут к упрямству и капризам. И только совпадение по срокам систематического обучения науками (в школе или в домашних условиях) с кризисом 6—7 лет, то есть моментом, когда игра исчерпала свои развивающие возможности и на смену игровой мотивации пришла глубокая познавательная мотивация, а вместе с ней и готовность к обучению, дает стойкие положительные результаты. Если дети охладели к играм и забавам, дайте им в руки книжную премудрость, оградите их от житейских забот, и тогда вы получите колоссальный толчок к их дальнейшему развитию. |